О «Черном квадрате» Малевича и Левиафане
Я вам сейчас в трёх абзацах и нескольких знаках расскажу о «Чёрном квадрате» Малевича и «Левиафане» Звягинцева и о том, как они связаны, и даже спорить после будет не о чем.
Ладно, в 13-ти.
Итак, чёрный квадрат.
Сначала был белый холст, и на нём много лет сотни тысячи тех, что зовут себя художники, что-то писали-рисовали.
Одна линия грифелем, две линии, три. Лицо женщины, профиль мужчины, ещё одна женщина, кубок, и вновь мужчина. И ещё автопортрет.
Века, столетия.
А холст всё тот же.
Вот уже ничего не различить, не разобрать: не то профиль, не то чертёж, всё черное от линий. Стоит ли брать в руки грифель, чтобы сказать что-то новое, ведь в этом переплетении черных линий, которые представляют собой зачернённую поверхность, уже, кажется, всё есть? Здесь собаки и кенгуру, страсть и предательство, Иов и Авиценна, покойный император и красавица Лора Палмер младшая. И животноводство.
Пришло время использовать всё нарисованное ранее в качестве основы — не обращая внимания на отдельные детали прошлого, не всматриваясь в неразборчивые полоски, не интересуясь деталями.
Старый мир умер, от него остался новый холст — он черного цвета, и мы рисуем на нем не грифелем, а мелом — а чем ещё.
И весь этот холст — история живописи до чёрного квадрата. Он в основе наших атак на отцов наших. А дети наши, когда белое покроет всё пространство, вернутся к углю и грифелю.
Теперь о «Левиафане»
Он столь же прост в понимании — не сложнее «Чёрного квадрата», особенно теперь, когда тот и сам объяснён в деталях. Роль холста белого (или чёрного — на чей вкус) цвета в пространстве фильма играет свод старой разрушенной церкви, в которой собираются мальчишки, где курят они и пьют. Там трещины и ангелы, на этом своде. Там мир, в котором нет праведника, ни единого, за исключением, пожалуй, двух-трёх человек, но эти лишь для подчёркивания картины и нужны.
И вот в этом мире появляется церковь, новенькая, с иголочки, и в ней тоже свод, и на этом своде пусто. Пусто и бело. Некрашено. Ненамолено. Там место для писания новыми красками нового мира.
Весь этот свод — история человечества до Левиафана.
И совершенно не важно, что будет с отдельными героями этой картины, мы ведь помним, что нет там праведников. Некоторые исправятся, некоторых призовут. Важно здесь, что будет написано на новеньком своде нового храма, да и то, наверное, не очень, как и в случае с квадратом Малевича, ежели что-то пойдёт не так, остаётся надежда на детей: авось перепишут.
А я предупреждал, не о чем и спорить даже.